Пролог | Колдун

Фан-фикшн во вселенной Гарри Поттера. История юного волшебника, который с радостью сбежал от суровой реальности в магический мир Англии, но даже среди чудес и волшебства есть место тьме. Страница книги.

Темно. Почему так темно? Тянусь привычным жестом к руне совило на второй фаланге указательного пальца, но рука не слушается. Всё тело одеревенело и не отзывалось, словно более не признает меня полноправным владельцем…а был ли я им когда-либо?

Отбрасываю эти мысли. Потом, не сейчас. Концентрируюсь на магической формуле, настолько простой, что я невольно скривил бы лицо, если бы мог.

Возникает тусклый, словно укоряющий меня за излишнюю снисходительность, огонек. Я стою в темном помещении с низким потолком…знакомом помещении. Воздух затхлый, пахнет землей. Это подвал? Мой подвал? Не помню.

Вокруг стоят люди. Много людей, но я даже не могу повернуть голову. Фигуры размыты, пряча детали одежды и лиц, создавая иллюзию, словно стою среди манекенов. Зрение подводит – всё плывет и распадается на куски, словно смотрю через сломанный калейдоскоп.

Призванное пятно света парит над самым полом в центре комнаты, рядом с грудой влажно блестящего тряпья. Свет слишком тусклый, но в воздухе витает тяжелый запах. Откуда-то возникает мысль – пахнет кровью. Стой, мне кажется или оно шевельнулось? Нет, мне не показалось. Это…это человек? Я стараюсь вглядываться в него, ловя едва заметные детали, смутно знакомые мне.

Мне? Но знаю ли я – кто я? Черт, как больно думать. Я точно знаю того человека в центре и узнаю этот…подвал? Но кто я? Кажется, вспоминаю. Меня зовут…

---

– Ингвар! Бобби* уже тут! Надо валить! – меня схватили за плечо и потащили на улицу, откуда уже доносился тяжелый топот ног.

Не могу сказать, что бег наперегонки с бобби входил в мои планы на сегодня, но быть пойманным с сумкой, набитой рыбными консервами, не входит в мои планы не только на сегодня, но и на всю жизнь. Я захлопнул сумку и побежал вслед за рыжеволосой шевелюрой, мелькающей средь ящиков на пристани.

Меня зовут Ингвар Макфеллан. Да, довольно странное имя для мальчишки на окраинах Белфаста, но это единственное, что оставили мне незнакомцы, подкинувшие меня на порог больницы с запиской. Мне повезло и младенца усыновили прекрасные люди, хотя и решившие оставить это дурацкое имя.

Не подумайте, что мои родители плохие или такие бедные, что мне с другом приходится воровать и, как сейчас, убегать от констеблей. Нет, они оба прекрасные люди, а отцом я и вовсе горжусь и хотел бы стать однажды таким же родителем для своих детей. Живем мы тоже не очень богато, но по меркам нашего района в достатке.

Я с Кеннетом ворую просто потому что…черт, потому что зачем оставлять лавку с товаром открытой? Я знаю, что мне достанется дома, если родители узнают об этом, а Кеннета в прошлый раз и вовсе избили так, что он неделю не ходил в школу потом. Но жизнь на окраине Белфаста оставляет свой отпечаток и иначе мы не можем.

Наконец, шум преследования затих, а я нагнал своего долговязого друга. Кеннет лишь на полгода старше меня, но вымахал на целую голову выше меня. В последнее время он отрастил целую гриву волос, заявляя, что хочет быть как Ринго Стар, хотя все отмечают, что он скорее похож на хиппи янки.

– Вроде ушли. Было бы глупо попасться именно сегодня из-за пары банок скумбрии, – шумно выдыхая, просипел я Кеннету.
– И откуда они только прибежали? Это же лавка старика Нила, а его никто не любит! Ладно, давай показывай, что нахватал – я же знаю тебя, вечно всякое барахло загребаешь…

У меня много знакомых и приятелей – иначе тут никак. Одиночкам трудно, особенно таким, как я. Но Кеннет единственный мой настоящий друг, который пойдет со мной до конца. Конечно, мы всего лишь дети и всё может измениться, но его тёплый шум и медленные голоса почему-то придают мне уверенность, что это до конца.

Наконец, перебрав всю сумку и довольно хмыкнув, он бросил её мне обратно и мы пошли домой, стараясь придерживаться переулков. Стояла середина июля и погода наконец-то стала походить на нормальное лето. Между домами светило солнце и, казалось, что эти свободные дни будут тянуться вечно. Лишь назойливый шум голосов выдергивал меня из этого состояния, возвращая меня в непривлекательную реальность.

Кеннет шел немного впереди и громко рассуждал о предстоящем матче, не замечая мой отстраненный взгляд. Так всегда происходит, когда я пропускаю утренний прием лекарств. Сначала мне лучше и мир кажется живым, а мысли чистыми и свободными. Но потом голоса начинают требовать больше и больше внимания. Их количество растет, а их крики всё яростнее. Они требуют, стонут, умоляют, жаждут.

Я должен признаться – я болен. С детства родители замечали некоторые странности, но лишь в четыре года начали всерьез беспокоиться из-за голосов, которые я слышал. Мне повезло родиться в 77-ом, когда лечение током в Англии практически исключили из “рациона” врачей. Поэтому после двух месяцев обследований и наблюдения у доктора Салливана, четырехлетнему мальчишке диагностировали бредовое расстройство и назначили курс таблеток, которые я должен буду принимать всю жизнь. Ну а ежеквартальные встречи с Салливаном лишь добавили в мою жизнь лишнее напоминание о моём недуге.

Именно тогда мы с Кеннетом и стали друзьями. Он единственный, кто не стал сторониться “психа” на улице, а его старший брат помог успокоить особо рьяных ребят. Сам же я не считаю это недугом, а скорее особенностью. Да, сейчас мне плохо, но я вижу то, что другим никогда не познать. К тому же не всегда голоса приходят извне, иногда это эмоции, идеи и даже мысли окружающих. Когда я немного привык к шуму, то порой мог “угадывать” правильный ответ на уроке или даже во время игры в карты!

Но совсем без таблеток, выписанных доктором, становится невыносимо, поэтому я стараюсь принимать их хотя бы раз в день или, когда становится совсем трудно, дважды в день. Они приглушают голоса, но вместе с ними начинаются путаться мысли и даже простые действия требуют много сил.

Размышляя об этом и стараясь игнорировать шум, мы дошли до нашей улицы – первой за портовым районом, достаточно ухоженной, чтобы уже не считаться трущобами, но и с достаточно низкой стоимостью домов, чтобы можно было жить на зарплату обычного инженера. Поделив за углом добычу, я попрощался с Кеннетом и пошел домой.

Мы жили в узком, двухэтажном доме, который выделялся из череды соседей лишь круглым цветным окном, которое отец вставил в мою спальню, достав где-то на работе части витража, слишком сильно разбитого, чтобы его не стали восстанавливать, но вполне достаточного для спальни мальчишки. Лежа бессонными ночами я представлю, что разноцветные тени от фонаря у меня на стене отбрасывают яркие огни витрин из центра Белфаста и это помогает уснуть.

Взбежав по ступенькам я толкнул дверь, приподняв её немного за ручку, чтобы она не издала ужасный скрипучий звук. В нос сразу ударил запах чего-то печеного с кухни – мама чудесно готовила и даже в плохие месяцы, когда денег почти не было, следила, чтобы мы нормально питались.

Я сразу сунул сумку за шкаф, где стояла зимняя обувь – объяснять откуда у меня дюжина банок консервированной рыбы не было ни малейшего желания. Уже собирался идти на кухню заметил глубокую ссадину над правой бровью – я даже не заметил где и как умудрился удариться. Хотя Кеннет тоже хорош друг – мог бы и сказать.

В отражение смотрел насупившийся мальчишка одиннадцати лет с короткими светло-русыми волосами и голубыми глазами. А бледная кожа, типичная для местных жителей, лишь сильнее выделяла бордовый полумесяц на лбу. Ещё неделю назад я бы просто прикрыл ссадину волосами, но отец несколько дней назад категорично решил, что возьмет сына с собой к своему парикмахеру. К сожалению, мистер Коловиц не очень умел стричь детей и в лучшие свои годы, а сейчас подслеповатый парикмахер стриг и вовсе скорее по памяти. Поэтому мне пришлось сидеть на кухне поздним вечером, пока мама “приводила в порядок этот ужас” и теперь мои волосы едва закрывали кожу, что уж тут говорить про ссадину.

Вздохнув, я начал думать как незаметно пробраться в ванну, хотя и не особо представляя что я смогу там сделать. Но в этот момент все мои размышления были прерваны шагами сверху, а затем глубоким тяжелым вздохом. Подняв глаза я увидел отца.

Силан Макфеллан стал для меня настоящим папой, причем таким, что мне мои друзья завидовали. Он умел быть и строгим и добрым и даже находил время подурачиться со мной, пусть хоть и день до этого был паршивым. Но сейчас он был другим, таким я его видел редко, и каждый раз не любил эти моменты.

– Мелания, – одно это уже полное имя моей матери не предвещало ничего хорошего – иди сюда. Посмотри на это наше наказание!

Голос отца был необычно холоден, а так как он должен был сегодня рыбачить с коллегами, то его присутствие дома не сулило ничего хорошего. Я, потупив глаза, начал судорожно вспоминать все свои прегрешения. Не будь сейчас каникулы, то я бы подумал на очередные плохие новости о моей успеваемости, но сейчас июль и выбор был невелик.

С кухни, вытирая руки полотенцем, спешила высокая, сильно выше моего отца, женщина. Мама добрый человек – вспыльчивая, но так же быстро отходит. Но сейчас, видя её раскрасневшееся лицо, почти одного цвета с волосами, видимо это не тот случай. Что же я сделал?

– Ингвар Пейдн Макфеллан! Почему ты снова и снова плюешь на всю нашу заботу о тебе? Как ты смеешь…

Истеричные нотки в голосе мамы предвещали долгий и неприятный скандал, а её бурные эмоции начали захлестывать и меня. Я постарался сделать то, что обычно помогало в таких ситуациях – притвориться, что я где-то далеко, в тихом и безопасном месте. Но в этот момент я увидел на журнальном столике, рядом с телевизором, синий пакет.

Каждый день я должен принимать три таблетки, но уже не первый год прятал за щекой одну или две. Зная, сколько родители платят за них, я не мог их выкидывать, поэтому складывал в прочный пакет, который прятал в своей комнате. Потом я покупал в аптеке меньше коробок, чем нужно, компенсируя недостаток лекарств “сэкономленными” таблетками, а родителям говорил, что купил часть на свои деньги. Как раз через несколько дней я должен был идти в аптеку, но, видимо, теперь это будет уже не нужно.

– Мам, пап, мне плохо от них! Я думать даже не могу! – тщетно я пытался возражать.

Теперь к маме присоединился и отец – они с двух сторон отсчитывали за безответственное поведение, припоминали мои прошлые проступки, почему-то решили, что ссадину я получил в очередной драке, а мне становилось всё хуже. Я всегда хорошо чувствовал чужие эмоции, но особо яркие эмоции создавали некоторую проблему. Родители знали об этом, но видимо сегодня они были слишком напуганы за моё здоровье.

Я ощущал как внутри пробуждается Персей, а когда он появляется – всегда всё идет не так. Невольно вспомнил случай с собачьей стаей на верфи…Я готов был развернуться и бежать из дома, лишь бы не случилось ничего, о чем буду потом жалеть, но тут раздался стук в дверь.

В комнате повисла тишина, словно кто-то выключил звук у магнитофона. Мама с папой обменялись красноречивыми взглядами, словно пытаясь выведать друг у друга знание о незваном госте. Соседи у нас привыкли к подобным семейным дрязгам и сами регулярно практикуют такие “представления”., поэтому это точно не они. Бобби не вызвали бы даже при более серьезных конфликтах. А без приглашения в нашем районе приходят лишь одни гости – армия.

– Я открою? – хотел спросить я, но из пересохшего рта вырвался лишь тихий шепот.

Отец всё же понял меня и медленно кивнул, попятившись к неприметному ящику в основании лестницы. Идя к двери, по казалось бы выросшему на километры коврику, я пытался ощутить, что нас ждет по ту сторону тонкой деревянной преграды, но там была лишь холодная пустота. Протянул руку к обжигающе ледяной ручке и нехотя потянул её на себя, вызывая из двери протяжный стон, словно наслаждающийся нашей тревогой.

К моему удивлению, за дверью не оказалось неприметных людей с непримечательными лицами, которые у каждого выросшего тут вызывали разные эмоции, но точно не спокойствие. Там стояла статная черноволосая женщина в чудном изумрудно-зёленом…пальто? Ей было за пятьдесят, но её никак нельзя было назвать бабушкой – она была именно женщина, строгая и очень уверенная женщина.

Изучающе рассматривая меня сквозь свои квадратные очки, она что-то поправила у себя в волосах, собранными в строгий, как и она сама, пучок, перехватила небольшой портфель в другую руку и произнесла:

– Мистер Макфеллан? Могу я войти?

И только сейчас я понял, что меня так поразило в ней. Она была буквально окружена тишиной – ни голосов, ни шума, ни эмоций. Наконец-то абсолютная тишина.

*жаргонное название полицейских в Англии